https://kakbicross.ru/viewtopic.php?id=54#p310

vadim [наемник] [original] [indent] » bubble ты говоришь, что твоё имя значит "привлекательный", я говорю, что оно от "смуты" и "спора". но ты, безусловно, привлекателен. ты говоришь, что я могу звать тебя драконом, но ребята прозвали тебя кукушкой. мне больше нравится простое вад. хотя иногда я не выдерживаю и просто... блять, вадик! ты говоришь, что тебе тридцать пять, но я-то знаю, что тебе уже за сорок. как ты дожил до такого возраста, ведя себя как двадцатилетний? ты говоришь, что не привязываешься к сослуживцам да и к людям вообще, а я смотрю на твою свежую татуировку на груди и не могу не улыбаться. ты говоришь, что у тебя есть законченное высшее, диссертация и что-то ещё на умном, а я... я верю тебе. ты говоришь, что спишь со мной только потому что больше не с кем трахаться, потому что я твоя кроличья лапка, потому что я вкусно готовлю - подчеркни актуальную версию. я знаю, почему ты на самом деле спишь со мной, вад. ты говоришь, чтоб я не вздумал лететь в питер, ты прижимаешься ко мне крепче обычного ночью, а я приковываю тебя к кровати, чтоб ты не помешал мне. ты говоришь, что у меня стокгольмский синдром, ты режешь мою спину достаточно глубоко, чтоб испортить мою татуировку, но недостаточно, чтоб действительно навредить мне. ты говоришь, что я тупая послушная псина, а я вижу, какими глазами ты сам смотришь на меня. ты говоришь... ты много что говоришь. послушай, вад, закрой уже свой рот. поцелуй меня. дополнительно: привет. как видишь, у нас тут оладики намечаются, так что зайди в аптеку, купи что-нибудь сладкое. и выпить - нам пригодится, чтоб залить то стекло, которое я тебе предлагаю. давай поиграем на эмоциях, давай поиграем разные ау. с нц, без нц, с птицей-тройкой или без неё, с лапслоком или по-старинке - мне все равно. пример поста; — как будто ты не знаешь, — дракон нехорошо улыбается тем уголком рта, из которого в данный момент не торчит зубочистка, — ой, простите, вы. не то чтобы у дракона были проблемы с субординацией, (покойный дагбаев точно бы не припомнил ни одного раза, где вадим пересек профессиональную черту. в этом плане) просто ему так нравилось ловить этот опасный едва заметный блеск необыкновенных рубиновых глаз своего босса. теперь единственного. пока еще босса. впрочем, нужно отдать должное мальчишке — выводить его из душевного равновесия становится все сложнее, он не ведется уже на такие топорные провокации. взрослеет. матереет. вадим находит свою прелесть в том, как гадкий утенок буквально на его глазах превращается в черного лебедя. (ему вообще частенько в жизни достается наблюдение за тем, как раскрываются персонажи, попадающие в его поле зрения. можно подумать, это уже какая-то кармическая отработка дракона) в качестве извинения за то, что попутал берега, вадим кланяется в лучших традициях боярского в фильмах про трех мушкетеров. не хватает разве что широкополой шляпы с пером, подметающем землю. — разве в гонконг? я, похоже, что-то перепутал. там точно не было ничего про лондон? — он, все еще довольно нервозный, пусть это и было безупречно спрятано за извечной маской шута, достал свой айфон, полез в сообщения чата с неким гладиолусом, и вслух прочитал последнее сообщение своего собеседника. там русским языком было написано «гонконг». вадим состроил виноватую мину. — лондон и гонконг очень похоже звучат! извиняйте, вашество. как будто ему хоть толику было совестно. вообще ни капли — и алтан знал это лучше других. этот змееныш, казалось, был очень похож на своего деда, был хитер и опасен. еще вадиму казалось, что только он это видит (потому что всем остальным на алтана было как будто посрать. ну, может кроме его сестры) а после смерти дагбаева-старшего уже даже не казалось ни то, ни другое. за-ни-ма-тель-но. в любом случае, он приехал сюда, чтоб расставить все точки над буквами, которым их не хватало, и алтан может даже не пытаться выставить его за дверь. это у него не очень-то и получится, если уж откровенно. ни у него, ни у парней, которые стоят за дверьми этих апартаментов. дракон знает, на что способен его босс и ребята, которых он сам выбирал, будучи негласным начальником охраны подле внука криминального авторитета. как бы дагбаев не забивал на здоровые отношения с алтаном, тот был его кровью, а это значит многое в любой мафиозной среде. пусть даже она казахская. — но раз уж я уже здесь, позвольте перевести дух, ваше золотейшество, да помянуть вашего безвременного ушедшего предка. — не ожидая, впрочем, приглашения присесть, дракон плюхается в кресло недалеко от алтана и бесцеремонно складывает на стеклянный столик ноги. бог знает, как эта, казалось бы, неустойчивая конструкция выдерживает хотя бы вид тяжелых ботинок вадима. (а алтан его самого) — если так подумать, многое, что произошло на этой неделе, может вызвать вопросы, — цветочек. у дракона пока еще хватает инстинкта самосохранения, чтоб не обратиться так к алтану вслух. но про себя он уже давно зовет его именно цветочком. или золотцем. как-то слишком уж ласково по отношению к тому, кто заказал своего деда. это поступок мужчины... пусть и с намеком на полного отморозка, так что надо бы пересмотреть свое отношение к тому, кому вадим последние годы был за няньку. или не надо — очень велика вероятность того, что после этого разговора вадим выйдет отсюда свободным человеком, открытым для любого предложения. а потом его наверняка попытаются убрать, потому что он очень много знает. точно так же попытаются, как он убрал непосредственно убийцу дагбаева. но да похер. вадима не так просто завалить, как это может казаться. как-то он дожил почти до сорокета, а жил он очень провокационно и рискованно, чтоб не нашлось желающих отрубить дракону русую головушку. — а я подумал... но меня в принципе один только вопрос интересует, я все мотива никак не могу понять. неужели тебе так у деда запазухой так плохо жилось, что ты решил его грохнуть? — вот так просто, прямо в лоб. вадим вообще не любил ходить вокруг да около, если дело было серьезное. — неужели это банальная жажда власти, ваше золотейшество? — у дракона самого блестели упертые в алтана глаза, а зубочистка многострадально надломилась в его зубах.

https://kakbicross.ru/viewtopic.php?id=54#p5082

the darkling [генерал второй армии, заклинатель теней, черный еретик] [ben barnes] [indent] » the grishaverse История Дарклинга слишком долгая, чтобы вместиться в одну-единственную заявку. Но это и не потребуется, так как, прошлое есть прошлое, будущее не наступило, а настоящее творится здесь и сейчас. Александр Морозов - Заклинатель Теней, генерал Второй Армии Его Величества, уважаемый человек в Ос Альте. И он очень давно ждал Заклинательницу Солнца, благодаря которой он сможет осуществить всё, о чём так долго мечтал. Дарклинг умеет притягивать людей, водить их за нос, манипулировать ими - неудивительно, что под его дудку пляшут все, до кого он смог дотянутся. Наше повествование начнется после того, как вскрылась вся правда Алине о Дарклинге. С одним весомым "но". Алина не сбежала, а осталась в открытую противостоять и сопротивляться Александру. Она будет пытаться неумело давить на него, учиться манипулировать тем, что имеет. Что из этого получится? А кто его знает. В этой заявке, по мнению Сафиной, должно было быть только одно предложение: будь Барнсом, устраивай оргии и не уродуй Женю. Я тут просто немного воды налила для красоты хд Не буду утверждать, что это заявку в пару, как и не буду писать обратного. Из песни слов не выкинешь, как говорится, а у Алины и Саши имеется достаточно сильная связь-притяжение, которую отрицать бессмысленно. Наверное, тут многое будет зависеть от двух факторов: 1) как сильно мы поймаем общую волну и 2) каким Дарклинга видишь ты. В общем, ничего не хочу сверх того, что было в первой книге, навязывать. Остальное мы уже раскрутим так, как сыграемся. Не требую какое-то кол-во символов в посте или отписываться каждый день. Играй в комфортном темпетолько не один пост раз в три месяца, молю! и следуй правилам форума. Всё! Большего и не надо) Ты приходи к нам. Мы с Женей окружим тебя вниманием, на которое только способны. пример поста; Однажды лорд Варис сказал Дейенерис, что ветер изменился. Он утверждал, что ощущает, как в просоленный и теплый воздух Миэрина вплелся холод, присущий Северу. Королева тогда не поняла к чему ведет советник — сколь бы не прислушивалась драконья мать да только ничего подобного не смогла ощутить, но крепко запомнила его слова. Иногда казалось, что Варису были ведомы все тайны этого мира. Он всегда как-то заранее знал о том, что будет и что было. О чем шепчется люд на другом конце Вестеросе. И что в голове у самых близких друзей и заклятых врагов. Дейенерис ценила это качество. Но иногда от этого становилось не по себе. Пришедшие следом вести о гостях с Севера лишь только подтвердили слова Вариса. Первым порывом драконьей королевы было сесть на Дрогона и увидеть все свои глазами. Тирион отговорил Дейенерис от этого поступка, рассудив, что эта демонстрация силы будет лишней. Вряд ли бы кто-то посмел вторгнуться за Узкое море с плохими намерениями. Ни один дурак не сунет голову в осиное гнездо не убедившись, что всех пчел выкурили. Слова Десницы были разумными, в них был толк. И все, что оставалось Дейенерис Таргариен — это ждать. Что же понадобилось северянам здесь, за столько миль от дома? Этот вопрос не давал Бурерожденной покоя. И чем ближе становились гости, тем сильнее росло внутреннее напряжение. Тем, кто знал Дейенерис достаточно близко — это было легко заметить: по прямой, как натянутая тетива лука, спине, по сцепленным в замок пальцам, по частому дыханию. И только сейчас, сидя в тронном зале, окутанная теплыми лучами мириэнского солнца, она ощутила тот холод, о котором говорил Варис. — Выглядите напряженной, Ваша милость, — едва уловимо усмехнулся Даарио, подперев стену спиной и сложив руки на груди. — Не думаю, что их головы настолько одубели от холода, чтобы попытаться напасть на вас. — Я знал их отца, лорда Эддарда Старка. — Сир Барристан Селми неодобрительно взглянул на вольготно расположившегося Даарио. — Он был благородным мужем и много лет хранил Север. Однако слова двух воинов вовсе не утешили юную королеву. А лишь вызвали небольшую толику раздражения. — Чтобы убить не всегда нужны мечи и копья, Даарио Нахарис. — Твердо проговорила она, взглянув на мужчину, всем своим видом показывая, что подобные шутки и разговоры сейчас не ко времени и месту. Он хотел что-то возразить, но в зале появилась Миссандея, которая заняла своё место по левую руку от королевы. Дейенерис ощутила себя гораздо лучше, увидев свою верную соратницу и позволила себе переключиться на гостей. Тирион был прав. Едва ли они прибыли за тем, чтобы бросать вызов драконьей королеве. Сразу было понятно, что они братья. Темноволосые, темноглазые, с воинской выправкой, нежели королевской. И едва ли старше самой Дейенерис. Пока Миссандея представляла свою королеву и пока отвечали гости, Таргариен раздумывала что же сказать им. Не в её правилах было оттягивать суть дела светскими беседами. Она не умела их вести. И не считала нужным учиться. Дейенерис верила, что у слова должно быть дело. А все красивые условности не более, чем пыль глаза. Она внимательно взглянула на того, кого называли Королем Севера, если опираться на слова лорда Вариса и Тириона. Или, Молодой Волк, как его еще называли. Их появление заставляло Дейенерис нервничать. Робб Старк не назвал себя королем, но для драконьей королевы подобный визит все равно виделся какой-то глумливой усмешкой. Словно кто-то пытался ей шепнуть и напомнить — она еще не Королева. — Я предлагаю оставить обмен любезностями и поговорить о причине вашего визита. Пришли ли вы как враги или же союзники. Прошу извинить меня за мой недостаток в воспитании и манерах, но если я правильно помню, то Торрхен Старк преклонил колено перед Эйгоном Таргариеном, принеся ему клятву в верности навеки вечные. А это значит... Что значит "навеки вечные", лорд Тирион? — Навеки вечные значит навсегда, — отозвался Десница, не сводя взгляда с гостей. — Навсегда, — повторила Дейенерис вслед за Тирионом. — Веками наши дома были союзниками. И это были лучшие времена в истории семи королевств. Столетия мира и процветания. С Таргариенами на железном троне и со Старками — хранителями Севера. — Драконья королева слегка склонила голову, пристально глядя в глаза Робба Старка. — И я надеюсь, что вы проделали такой долгий путь, чтобы принять клятву своего предка, данную много-много лет назад. Тирион повернулся и взглянул на Дейенерис. Однако по лицу карлика невозможно было понять: осуждает ли он её речь или одобряет. Но как бы то ни было, Дейенерис обязана была прояснить эту ситуацию. Волнение разгорелось с новой силой, однако голос королевы был ровным и чистым. Он разнесся по всему залу, и никто не позволил себе прервать её речь.

https://kakbicross.ru/viewtopic.php?id=54#p2727

sam winchester [охотник и брат] [Jared Padalecki] » supernatural Будь здесь анкетный шот-лист, то в графу отношений помимо привычного "братья", я бы добавил "все сложно". Потому что иначе не может быть, и мне это откровенно по кайфу. Нравится разность переменных и составляющих между нами, начиная от лютой банальности вроде возраста, заканчивая чертам характера и взглядами на жизнь. Твоя правильность, с которой должны брать пример на небесах, протоколируя каждое слово и сверяясь с ним не меньше, чем с Писанием. Твои выглаженные носки /жеваный крот, да кто вообще кроме Сэма Винчестера в здравом уме будет гладить носки?!/ Твое фирменное высокопарное blablabla, на котором я примерно с третьей минуты начинаю видеть розовых пони и мечтается мне, не поверишь, слаще всего на свете под этот заумный трёп. Твои грязные пеленки, которые я в пять лет стирал в ледяной воде в речке и чуть не отморозил себе главное. Твои пасторальные девчоночьи фантазии на тему воздушных замков с белым заборчиком и обязательным барбекю по выходным в теплой компании какого-нибудь лающего шерстяного клубка и скучной женщины с оравой слюнявых детей, которых я заранее ненавижу. Потому что наша семья - это мы с тобой, Кас, Детка и Джек. И только попробуй сказать, что это не так - я лично прослежу, чтобы в твоем грядущем месячном меню вместо салатов была сушеная вобла, картоха и пивас прям с утра: чего бы не бахнуц для настроения? А еще проблема в том, что в твоей этой идеальной выстроенной в воображении жизни не будет места ничему сверхъестественному. Тому, ради чего мы существуем, не смотря на твои попытки сбежать и откреститься. Сбегать, кстати, бесполезно: ты и сам это знаешь. Рано или поздно все возвращается на круги своя и ты вернешься под бок к своему придурку-брату, начнешь охотиться как мужик и прекратишь брить сиськи. Ну Сэмми, ну правда <З Без игры я тебя не оставлю, дедлайны понимаю и принимаю - сам такой, постоянного флуда не требую и жду хотя бы вменяемой активности. Задумок для игры у меня в закромах достаточно начиная с тех пор, когда ты вылез из своих первых ползунков и попытался глазеть в хрустальный шар мадам Миссури, чуть не кокнув его. По шапке за это, как водится, получил я, но это уже совсем другая история, как и та куча хэдов, которые вывалю. На ход ноги сразу предпочту обратить внимание в шапку темы нужных и автоматический выкуп вместе с необходимостью пообщаться, так сказать, прежде чем начинать строить дальнейшие планы на нашу счастливую жизнь. Для меня это важный пункт, поскольку родственная игра предполагает наличие определенного рода химии между персонажами, без учета которой она развалится к херам даже не начавшись. А мы с тобой те еще чук и гек, пупа и лупа, бонни и клайд ну и дальше можешь продолжить на свой вкус и предпочтения, и я буду требовательно стучать кулаком по столу и орать, чтобы мне выдали адекватного брата. Потому что Сэм - это про интеллект, глубину и внутреннюю силу. Отсутствие инфантилизма и взрослость, в том числе психологическую, про стабильность и верность. Поэтому любителей взять роль ради потестить во имя флуда и бросить, прошу на выход с вещами. Сам я играю без твинков одним персонажем, и хотя подобного требовать не стану, но понимать, насколько Сэм важен для канона игры и меня в частности, и насколько придется выкладываться - буду. И да, никакой демонячьей крови без моего на то позволения, иначе карцер нерукотворный наш в помощь и отцовский ремень вне зависимости от того, будет тебе двадцать пять или под сорокет. У нас в семье, как в армии: не сделал, что приказал высший по чину, пошел на мороз. Контактов у меня пока нет, поэтому рекомендую зарегистрироваться и обчихать все тут в лс. На крайний случай сделаю аккаунт в дискорде, или куда там лазит молодежь нынче. Не на проно-сайты же тебя гонять, а то насмотришься, испугаешься и будешь задавать неудобные вопросы. Из минимального жду заглавных букв в постах и желание понимать персонажа. Даже если опыт игры Сэмом впервые, мы сможем это наверстать. пример поста; дай знать, принесу

https://kakbicross.ru/viewtopic.php?id=54&p=2#p14679

howard stark [предприниматель и изобретатель, основатель компании stark industries, со-директор Щ.И.Т.а] [dominic cooper] [indent] » marvel эпоха нового мира наступит скоро, но к сожалению не сегодня. ты стараешься, говард и я это вижу, но почему-то каждое твое изобретение наносит коллосальный вред, оттого ты так отчаянно и цеплялся за проект возрождение. стив был твоей надеждой сделать что-то хорошее. стив был нашей общей надеждой. говард та самая буйная сила, что хочет добра, а получается все вечно через <...> неправильно одним словом; говард - 99,9% кофеина в организме  и отсутствие здорового сна. полное отсутствие чего-то здорового в его жизни, впринципе; гений и миллиардер задолого до того, как это стало модным. плейбой по натуре. это называется бикини/бикини. твое изобретение? тебе совершенно не важно, что о тебе думает весь этот прогнивший мир, нахально улыбаешься на первых полосах газет, но хмуришься и отправляешь джарвиса на разговор со мной, когда облажался; потому что: мне важно, что обо мне думаешь ты. когда между нами установилась эта прочная связь, где я за тебя готова предать контору. потому что меня никогда не подводит чутье//ты создаешь новый мир, в котором меня будут уважать? давай договоримся: ты придешь - все остальное мы утрясем в процессе. у меня есть сюжеты, у меня есть желание и вся любовь, что только можно дать такому другу как говард. в конце концов мы с тобой прошли огонь, воду и медные трубы. а еще сержант барнс сказал, что он будет рад говарду, тебе надо прийти и убедиться лично. и я не могла не <...> серьезно. пример поста; это было началом конца. по правде, андромеде стоило понять это еще тогда, в пестрящей громкими заголовками статье, где пересчет смертей магглов давно перешел за десяток за последние недели, а отец мирно пил кофе, приговаривая, что лорд принесет в магический мир британии стабильность и положенное чистокровным семьям, по праву рождения,  могущество. у меды озноб бежал по позвоночнику, если процветание строилось на костях невинных, то этот мир был не для нее. она закусывала щеку изнутри, до крови. тед писал о том, что участились нападения на магглорожденных волшебников — это переходило границы. аврорат сбивался с ног. люди боялись зависшей черной метки над крышей домов, уже заранее зная, что обнаружат там. меда малодушно боялась увидеть метку на предплечье кого-то из семьи или друзей. только потом понимая, что ее страхи были вполне себе обоснованы. за тихими разговорами светских раутов, что так любила аристократия, знакомых улыбках и привычных разговорах, там за масками знакомых, знаваемых и просто близких, скалились жестокие звери. загнанные и злобные, у которых была лишь одна правда, если ты не с ним — значит ты враг. и чистота крови тут уже не играла особой роли. это было чертовой точкой не возврата. там, где рабастан, неосознанно вышибал твердую почву из под ног, словно в лицо бросая его правду. единственную верную в их окружении, ту самую от которой у самой девушки сводило внутренности, а к горлу подступала отвратительная горечь осознания, там где она отмахивалась от незнакомых имен жертв, палач зачастую был один единственный. тот самый человек, которому меда вполне могла бы доверить собственную жизнь, когда-то. она даже не могла сказать, когда все это началось. спустя десятилетия ей казалось, что это чувство было с ней всегда. с самого детства, наполненного детским смехом, прятками в материнском саду, что в августе пестрил яркими красками и пьянил изобилием душных запахов цветов. тотальная уверенность в рабастане, та самая нерушимая, порой абсурдная и не требующая доказательств. свой собственный нерушимый остов, постоянная переменная в хаосе, что набирал обороты в обществе и безумии родной семьи, что со временем начинало казаться абсолютным для всех, кто носил древнейшую и благороднейшую фамилию. в какой-то момент андромеде становилось страшно за себя. она воздух втягивает сквозь плотно сжатые зубы и давится этим, по детски наивным — пообещай не умирать никогда — это даже в мыслях ее выглядит жалко, что позволить себе совершенно не может. ее душит фраза, которую она так и не произнесет в тишине гостиной, потому что не имеет на это, собственно, никакого права, как и находиться в этой гостиной поздно ночью, когда давно должна была спать в собственной комнате; и уж точно не в праве она желать вцепиться холодными пальцами в ладонь, сдирая тонкую кожу ногтями, в попытке разодрать до крови, удержать любыми способами от глупостей, в которые ввязался. рабастан никогда не был глуп, но почему то сейчас опрометью с головой бросается в омут из которого не выплыть. ей пожалуй, впервые так страшно за кого-то другого. в конце концов хоронить лестрейнджа совершенно не хочется, как бы хорошо не смотрелся этот блядский черный цвет на ее фигуре. андромеда морщится, за наигранным возмущением пряча болезненную рябь разочарования, что пробегает по лицу, растягивает губы на уголок в тихом фырчании, и, совершенно точно старается не отвернуться, жмурясь до белых точек перед глазами. потому что позорно разреветься, когда изнутри все пульсирует болезненным осознанием, словно крюками развороченная действительность — последнее, чего бы хотелось. особенно при нем. она костяшками пальцев трет обжигающий след на щеке, стараясь игнорировать двусмысленность открывшейся реальности, где страх за состояние рабастана открыл для нее другую сторону его жизни, о которой совершенно не хотелось знать//думать. в таких случая блаженное неведение — самый идеальный вариант, даже если внутри скребет осознание, что знала до этого. — по крайней мере, теперь я знаю, что мы сможем обойтись без целителя и рудольфуса. — она растягивает имя старшего лестрейнджа почти по слогам,  кожей зная это покалывающее ощущение недовольства, которое обычно следует за упоминание старшего брата.  — если, конечно, ты перестанешь строить из себя героя и позволишь заняться раной. первые пасы палочкой даются тяжело с дрожанием похолодевшей руки; меда взгляд отводит свой растерянный. она знает наверняка, как тяжело дается это его прости. вот только единственное чего дать андромеда не может — это прощения. это отражается затяжной болью на дне карих глаз, которую не вытравить даже спустя десятилетия. — я просто не могу понять, зачем ты это делаешь? — брови ее темные сходятся на переносице, девушка щурится, рассматривая знакомые черты лица. кажется, ей знакомо все, уверенный спокойный взгляд и самый последний шрам, даже хмурая морщинка, которую хочется разгладить пальцами. это все еще  рабастан, с которым она гуляла в детстве в материнском саду, пряталась в комнатах поместья лестрейнджей, тихо переговаривалась в школьных коридорах, изредка сталкиваясь в факультетской гостиной — таких вот простых, жизненных, фрагментов в ее памяти, пожалуй, ровно столько же, как семейных хроник в старом омуте памяти, в доме блэков. - ты никогда не был жесток. ей просто нужна была уверенность, переложенное на чужие плечи решение или молчаливый полный упрека взгляд, даже если осуждающий — плевать. что-то, что позволило бы удержаться там, где так невыносимо дышалось в последнее время. сейчас хотелось бежать, опрометчиво, боясь оглянуться и увязнуть в омуте бессмысленных смертей и войны за господство. решение, что позволило бы затянуть петлю на собственной шее еще сильнее, продолжив улыбаться, потому что это то, что хотели бы для нее родители. чистокровное долго и счастливо. что позволило бы запустить извечную траекторию движения по орбите, вокруг чего-то нерушимого. ее тотальная уверенность рассыпалась на собственных глазах, уродливой меткой, скотским клеймом на бледной коже. возможно, в своих глазах они были последователями и революционерами. борцами за справедливость, в этом прогнившем мире. в ее глазах они были потерявшимися, отчасти, безумными, людьми. оттого больнее становилось видеть в рядах все больше знакомых лиц, дергаться в тиши, когда отвратительные слухи не дают уснуть, а сама ворочается с бока на бок, осознавая лишь одну простую истину. она так больше не может. и уже совершенно не важно, зачем она сюда пришла. ее молчаливое прощание печет уголки глаз слезами, что никогда не будут пролиты. андромеда плечом ведет худым, поджимая тонкие губы. — это сейчас не так важно, считай, что хотела увидеть. впервые за долгое время ей больше нечего ему сказать. самый ее большой страх оживает в небольшой гостиной, на ее глазах. она должна была знать, что где-то здесь была точка не возврата, где на предплечье змеилась уродливая метка, которую так боялась увидеть на руке. особенно его.

https://kakbicross.ru/viewtopic.php?id=54#p120

clint barton [мститель] [jeremy renner] [indent] » marvel #protectivedad #ornot На чистоту: адекватности у тебя, Клинт, побольше, чем у всех Мстителей вместе взятых. Иногда кажется, что ты единственный можешь послать всех к чертовой матери и уйти жить свою здоровую, нетоксичную жизнь, в окружении семьи. Экономия на психотерапевте, конечно, колоссальная. Все мечутся, ворошат то свое прошлое, то свое будущее, вспоминают старых знакомых из детства, пытаются справиться со своими талантами. Тебе же нормально. Знаешь, когда именно таким людям, как ты, срывает крышу — это жутче всего. Клинт, тебя очень хочет барон Земо на сюжет. У него даже есть идеи, как вписаться в совместное прошлое, если захочешь. А я очень хочу на альтернативу. Нам обоим не принципиально, будешь ли ты учитывать историю сериала "Соколиного глаза" или вообще пойдешь по комиксам. К тому же, я слышал, запись в Гидру открыта семь дней в неделю без обеда и праздников. пример поста; я — воскресение и жизнь. тот, кто верит в Меня, если и умрет — оживет, а кто живет и верит в Меня, тот никогда не умрет. ты этому веришь?                                    от Иоанна, глава 11. Иногда я, потерявшись в разрозненной веренице дней, думаю: "Что сейчас с Хайке? Где она и как себя чувствует?" А потом резко, ледяным вздохом, вспоминаю, что с Хайке — ничего, что она мертва. Ее тонкие холодные руки лежат на бескровной груди, она сонно откинулась в самом лучшем и изящном гробу, который могли сделать в Сербии. Она замолчала и больше не смеется. Сегодня я помогаю ей выбраться. Протягиваю к ней металлические пальцы, чтобы Хайке было сподручнее опереться на мою руку, и черчу ей на лбу тетраграмматон из своих личных букв. Я заговариваю ее ласково, как больного ребенка, потому что иногда она, ее нежная, переливчатая тень в памяти Земо, кажется мне важнее всех прочих его внутренних образов. Я вдыхаю ей в вены — ледяной зимний ветер, и она открывает глаза. Иногда мне кажется, что я помню ее маленькой. Она жила тогда с ним по соседству. Непоседливая, невыносимая девчонка. Хайке всегда была первой, самой шумной, самой быстрой, самой извалявшейся в грязи. Когда она орала на всю улицу: "Гельмут, выходи," — ее маленькие, требовательные легкие прогоняли через себя, казалось, весь воздух Заковии в один глоток. Когда ей хотелось его внимания, она тащила будущего барона в страшные места, вроде ведьминого пруда или заброшенного дома, или подкладывала ему в постель холодных живых лягушек семь дней подряд. У нее постоянно были разбиты либо коленки, либо нос, и лохматая грива золотых волос маревом подрагивала на солнце. Хайке всегда умела жить. Когда ее семья решила переехать обратно в Зальцбург, она зашла к Земо, непривычно серьезная, но привычно упрямая: — Когда я стану взрослая, я вернусь. И ты должен меня дождаться, иначе... — она провела тогда большим пальцем по шее, думаю, это мало походило на просьбу. Скорее — на требование. Я боюсь представить, что было бы с Земо, не дождись он ее. Я вывожу ее, босоногую и прекрасную, на кладбищенскую мокрую землю, и она на меня смотрит разорванными по весне, полноводьем, льдинами, ледяными горными ручьями, вскрывающейся Невой. Я сам люблю ее, люблю отзвук ее мыслей — в чужих словах, ее художественный вкус — в чужом выборе картин, ее книги — на полке в моей комнате. Я знаю ее почерк, потому что я часто закладываю пальцем те страницы, которые закладывала она, пока искала карандаш для пометок. Я знаю, как она пахнет. Я заговариваю древние буквы на ее лбу, и она остро улыбается, даже сквозь ледяное окошко смерти. Иногда мне кажется, что она бы поняла меня. Поняла бы меня во многом. И в первую очередь, конечно, в моем отношении к Земо. Иногда Гельмута нет сутками. Хайке уже привыкла, потому что ей определенно есть чем заняться. Муж всегда возвращается, пытаясь бесшумно скользнуть в ванную, чтобы смыть с рук ложь, смерть и страшные государственные секреты, а ее это только веселит. Ей всегда хочется сказать что-то вроде "я знала, дурачок, что выхожу не за пастыря". Но все как-то не к месту, да не к месту. А потом все как-то завертелось, да и что уж там. Хайке нравится ловить его на пороге, торопливо втираться в расстегнутый форменный китель или между пуговиц военной куртки, вдыхая его усталость. Она расстегивает массивную пряжку его ремня и говорит: "У тебя пять часов на сон, жизнь слишком коротка, дорогой, чтобы ты дрых без задних ног сутками," — и будит его, конечно, через четыре сорок пять. Она захлебывается, энергично жестикулируя, пока он пытается в принципе сообразить, где он и как его зовут. А Хайке уже прижимается лбом к его сонному лбу, напирает: "В с т а в а й. Срочно. В с т а в а й". Хайке торопится жить, быть везде, посмотреть — все. Возможно, она что-то знает, возможно, она слышит, как в ее собственном, коротком, ярком сне, кто-то шепчет ледяными губами какие-то русские слова. Она убеждает Гельмута, что ей снится черный человек с белой рукой, в окружении красных звезд. Один раз она все-таки запоминает этот рубленный набор звуков, отдаленно похожий на сербский, складывает их в словаре — в слова: "Надо торопиться, Хайке, времени не так много". И она торопится, не суетливо — весело, жадно. Она работает — как не в себя, успевает заниматься живописью, читает, она втягивает Гельмута — в это утонченное, яркое общество. И на все те отпуска, которые он планирует провести спокойно, в родовом поместье, она берет билеты на двоих в другие страны. Показывает ему картины. Показывает ему жизнь. Война — это не все, есть что-то выше, что-то больше, что-то важнее. Она в каждом городе оставляет крошечную частичку своего сердца, словно пытаясь таким образом задержаться в этом мире на вечность. Иногда ей хочется орать, как прекрасно, больно, радостно, важно — жить. — Гельмут, — она громко шепчет, настойчиво распахивая шторы. Земо вернулся ночью, и, видимо, был настолько уставшим, что завалился спать на изящный, обитый синим бархатом, диван в гостиной прямо в форме. Она на пробу кидает в мужа смятую быстрой рукой кружевную салфетку. Со временем, его военные рефлексы обострились, и подкрадываться к нему, особенно спросонья, стало делом не таким веселым, как в детстве. Хайке достает карманные часы и сверяется. Она решает, что, если Гельмут не откроет глаза через три минуты, она пойдет в кабинет за водостойким маркером, и нарисует ему на лице усы. Или еще что похлеще. — Гельмут, хватит спать, — она шепчет еще громче. Ее распирает от необходимости выдернуть Земо обратно в этот мир, впечатать его в невыносимую яркость жизни. Она качается на носках, а потом торопливо срывается в кухню, сделать им обоим по чашечке кофе. Хайке может поджечь даже воду, и ее кофе на вкус похож — на нефтеотходы, но ее ничего не смущает. — ГЕЛЬМУТ.

https://kakbicross.ru/viewtopic.php?id=54#p1180

daniel whitehall [двойной агент mi5, будущий директор гидры] [cillian murphy] [indent] » marvel Все началось восемь лет назад. Все началось именно с тебя. Пока я нервно мерил шагами камеру немецкой тюрьмы и Рафта, ты — поднимал со дна сотни архивов, исходя из полученных инструкций, — чеканно, без запинок, следуя каждой пометке на полях. Тогда мне все это виделось временной мерой, возможностью ухватиться за свободный трос, чтобы не упасть. Тогда я не придавал значения словам в наших письмах, твоему таланту превращать любую катастрофу — в новую возможность. Я знал, что ты — не один из тех, через кого в любой момент можно будет перешагнуть, обойдясь «Заставой». Пришлось лезть во все это без подстраховки, уповая на то, что удалось верно настроить весь механизм. (Увы.) Я трачу годы на то, чтобы научиться тебе доверять. (У меня не получилось.) Ты все эти годы осторожно изучаешь меня: привычки, слабости, опыт. (У тебя выходит изумительно, но мы, к несчастью, из одного болота; моя паранойя то и дело лишает тебя возможности сделать следующий шаг.) Я подталкиваю тебя за плечо — давай, это твой шанс; это часть нашего представления. Ты — двигаешься с места лишь тогда, когда я отворачиваюсь. Ты уже понял, что у меня свои взгляды на возрождение, на Гидру, даже на тебя, — злость начинает тебя разрывать. Не на меня; на проигранный раунд. Ты обязательно сделаешь так, чтобы в следующем не прошел — я. Мы сами все это затеяли. Мы вместе вертимся в этом колесе уже много лет. Мы врём нашим близким в лицо и делаем вид, что все в порядке. Мы оглядываемся еще до того, как переступить порог своей квартиры, потому что не знаем наверняка — догадался о чем-то другой или нет. В общем-то, мы догадывались, что, когда придет время, кто-нибудь из нас озвучит и вопрос, и ответ. «Никто не должен знать. Только два человека — ты и я.» Придет время, и кто-нибудь из нас приставит пистолет к затылку другого и скажет: — С тобой было занятно. Но ты же понимаешь, пора двигаться дальше. И с этого момента все пойдет наперекосяк. дополнительно: да, это полностью неканон. да, это исключительно мёрфи. да, это похищенное имя из "агентов щит". нет, мне не стыдно. меня настолько выносит с этого противостояния, что я буду готов писать тебе посты ежечасно, если придется. но, давай так: никаких всемогущих сьюх и роботов; живого человека, со своими эмоциями, слабостями и недостатками, со своей историей и травмами, с желанием вести за собой массу людей и взять на себя полноценное развитие ветки "гидры" (или как ты её назовешь потом) в будущем. от себя обещаю ровно тоже самое. если хочешь — мы можем играть один на один, только эту ветку. если хочешь — ломай канон и создавай свою полноценную организацию, своих членов команды. главное — пылай, а уж куда повернуть сюжет — я помогу. ты, главное, приходи, пока мне полностью не сломал мозг датчик генерирования идей для этих двоих. пример поста; /// слушай же, мы знаем: ты наш враг. поэтому мы тебя поставим к стенке. /// Семейный особняк Земо расположен к юго-западу от Питешти, в небольшом поселении Витэнешть. Коттедж в старинном английском стиле, скрупулезно замаскированный в облицовке под национальные мотивы румынской архитектуры. Семь спален, пять ванных комнат, кабинет в библиотеке, просторный зал-гостиная, совмещенные обеденная и кухонная зоны, небольшой крытый бассейн с высокими арочными окнами на нижних этажах. Подземный гараж на шесть автомобилей, летняя кухня и маленький сад с восточной стороны дома. Никакой глухой ограды, зато современная охранная сигнализация и около десятка камер, установленных в самых неприметных углах. Барон медленно шагает по гулким, полупустым комнатам, без суеты сдергивая пыльные покрывала с мебели. В доме не осталось ни намека на то, что когда-то сюда приезжали целые семьи, чтобы пышно отпраздновать Рождество по православному календарю (никаких шумных, докучающих соседей, только самые близкие друзья). Задержавшись возле лестницы на второй этаж, он суетливо сбрасывает с плеч кашемировое пальто с меховой выделкой на воротнике и аккуратно вешает его на металлический поручень. Из спальни наверху есть прямой выход к белой комнате с темным паркетом. Навесной потолок с разноцветными лампами и несколько ярких плакатов во всю стену — единственное, что может подсказать для чего она была обустроена с самого начала. Теперь здесь стоит деревянный комод и совершенно ужасный старый диван, на выделке зачем-то выкрашенный серебристой краской, которая так и просится, чтобы её год из года подтирали острым ногтем. I’m Iron Man, — красуется крупная белая надпись на красно-желтом листе картона. Человек, который изображен на нем, твердо смотрит в воображаемую точку на карте, уверенно расправив плечи и гордо приподняв подбородок. На другом, что без подписи, его железный суперкостюм с миниатюрным ректором удачно показан в профиль. Застыв в воздухе с поднятым коленом, он будто вот-вот собирается броситься в атаку, чтобы в очередной раз спасти планету от надвигающейся угрозы. (Тони Старк уже год как мёртв. Со смерти Карла Земо, гордого владельца этих плакатов, прошло десять лет.) — Я взял на себя смелость, сэр, кое-что оставить, — предупреждающе долго шаркая сухими ногами по полу коридора, дворецкий наконец останавливается в дверях и указательно поднимает руку. — Я подумал, что это просто картинки. Их сотнями теперь продают, как вкладыши. Для других они не несут никакой ценности, но может быть вам захочется еще пару раз взглянуть на них, прежде чем вы уедете снова. Черный джемпер собирается складками на локтях, когда пальцы тянут из-под рукавов циферблат старых часов с именной гравировкой, — «На удачу. С любовью, H.Z.» В военном лагере их учили, что нужно всегда отделять личные мотивы от убийства. Что бы ты не делал на службе, это приказ свыше, контр-бросок, это всегда — отдельно от тебя. Убийство по неосторожности из охотничьего ружья и убийство по оперативно-тактическому расчету из снайперской винтовки — взаимоисключают друг друга. Что бы ты ни делал в попытке выжить и выполнить задание, это всегда — не ты. Дворецкий замолкает и осторожно укладывает свою морщинистую, сухую руку на плечо Барона. Растягивает улыбку по белесым губам и немного давит, насколько еще позволяют силы, когда чувствует, как к ней прижимается чужая щека. /// учитывая твои заслуги и твои достоинства, мы поставим тебя к хорошей стенке и расстреляем тебя из хороших винтовок хорошими пулями. /// С первых дней своего пребывания на воле, вдали от изрядно поднадоевшей немецкой речи и строгого распорядка дня, Земо неустанно занимался сбором подробных разведданных, которые помогли бы ему в красках восполнить провал на дно ямы, сроком в семь лет. День изо дня, прямо под носом двух своих новых надзирателей, он отправлял зашифрованные послания на бумаге и флешках в разные уголки мира, предприимчиво пользуясь чужими руками и домашним выходом в интернет. Обширную сеть коммуникаций, которую ему удалось создать прямо из клетки, с помощью бывших связей, предприимчивых дельцов и обычных зевак, необходимо было как можно быстрее развивать. Ваканда бесшумно следовала за ними по пятам; ЦРУ продолжали наводить справки и передавать их координаты всем местным подразделениям в зоне поражения. (Возвращаться в одиночную стеклянную камеру, расположенную, по слухам, где-то посреди Атлантического океана, Земо не собирался. Ему нужно было время, чтобы успеть предугадать каждый из негативных вариантов.) Спустя неделю, он уже знал, что теперь находится в поле зрения МИ5, зачем американские военные подбираются к северо-западным границам Индии и чем закончилась «вредительская» миссия мистера Уолкера и его отряда на Дальнем Востоке. Не называя имени, действуя исключительно из тени, полностью слившись с бывшим военным позывным, он добился немалых успехов в реконструкции крупных блок-постов Гидры, застопорившись только на финальной точке: укреплении собственного, реального образа в головах тех, кто все это время ему помогал. Новая кожаная обивка сидений в арендованной ими машине скрипит под каждым движением, на рывке смены передачи, когда они поворачивают на платную городскую стоянку. Гельмут протягивает к окошку в будке несколько бумажек боснийских крон. — Исламисты в Мостаре не любят чужаков, которые суют нос в их укромные места, — дергая плечом, барон непринужденно бросает взгляд в сторону Сэма, потом — на его цветастую рубашку, полукруглый серебряный кулон на шее, и вновь встречается глазами с сержантом Барнсом. — Там его примут за переодетого переселенца из Конго, — без обид. Я просто пытаюсь сказать, что он не знает их языка, культуры и будет слишком сильно привлекать внимание в местном колорите. Единственный вариант, который я вижу — поставить Сэма в контрольной точке, подальше от глаз, чтобы, в случае опасности, не разбежаться по углам. Не будем лишний раз злить нашего друга из Турции. Если что-то пойдет не по плану, выбраться наружу живыми будет не так просто, как в Мадрипуре. Здесь повсюду глаза и уши. Если проявим агрессию, боснийцы присоединятся к ним, защищая как кровных братьев. /// А потом закопаем Хорошей лопатой в хорошей земле. /// Старые магнитолы, вместо высококлассных динамиков с усилителями, расплескивают по залу хрипящие звуки современной балканской музыки. Заливистый смех и громкие вопли разъедают мысли. Шум в этом прокуренном, небольшом помещении передавливает любой намек на трезвость. Барон поднимает палец, указывая на этикетку бутылки за спиной бармена, который выглядит так, словно только вчера сошел с больничной койки с двойной дозой синтола. Он кладет на стол свернутую вдвое купюру и медленно скользит ей по лакированной поверхности стойки, нарочно цепляя пальцем прямоугольный листок с кратким посланием. Смотрит, — так долго, чтобы послание было прочитано адресатом на месте. Пол под ногами подрагивает, — не от музыки, но от толпы танцующих, пытающихся попасть в такт, все сильнее стуча пятками по деревянным балкам. Бармен поднимает руку, жестом прося взять паузу. Земо коротко кивает и, на выдохе, опрокидывает в себя рюмку ракии. Краем глаза он наблюдает, как солдат обездвиженно стоит за его плечом и редко вертит головой, будто разнюхивая обстановку. — Когда турки начнут угрожать, не слушай их провокации, — мягко прикасаясь ладонью к гладкой коже на плече возле локтя, он неторопливо проговаривает слова в чужое ухо и подушечками пальцев осторожно перебирает слои линий пошивочной строчки, будто пробуя на ощупь солдатскую волю. — Агрессия у них в крови. Они не пойдут на сделку, пока не попробуют выжать свои условия силой. Если они перейдут границы, усмири их, но только для вида. Жертв не надо, иначе сделке конец. Если дело пойдет кувырком или они будут слишком давить, я озвучу приказ. Но ты, Джеймс, должен понимать, что по первому моему слову тебе придется остановиться. Постарайся не растерять навыки, пока будет идти это представление. Улыбаясь одними губами, барон вытягивает шею, наваливаясь позвоночником на край барной стойки. Сегодня ему важно сотворить порядок из хаоса их пятнистой компании. Собрать все воедино, отметиться жирным пятном на репутации «Барона Земо», вгрызться зубами в возможность и не отпускать. Ему нужно разгрести мусор, нужно подготовить почву, нужно организовать свое будущее до мельчайших деталей. (Ему нужно постараться забрать «Зимнего Солдата» в это будущее с собой, даже если Джеймс Барнс еще до конца не понял, в какую клетку власти США попытаются затолкать его по прошествии лет.) Дверь в каменную башню открывается, и на пороге возникает женщина. Она держит возле уха телефон и громко повторяет: «Ne čujem! Ne čujem! Sačekaj minut». Улыбается своей очаровательной, лживой улыбкой всем троим, но продолжает делать вид, что слушает неразборчивый голос в трубке. — Nismo vas dugo posetili. Hoćeš li nam činiti uslugu? — уважительно припустив подбородок, барон обращается к ней в завышенном тоне, чтобы сделаться громче кричащих за её спиной национальных напевов. — Uđite, — девушка одобрительно кивает и толкает тяжелую дверь мыском ботинка; но углядев за их спинами Сэма, спускает голову к плечу и кривит губами. — Samo vas dvoje. Ne treba nam ovaj. U suprotnom, vas troje ćete ići kući.